Все существование подчинено цикличным ритмам. Оглядываясь назад и анализируя пройденное, делаю вывод, что и моя жизнь не была исключением.
Несмотря на большую занятость, я прожил несколько довольно спокойных лет, выполняя намеченные планы. А потом, как говорится, все случилось сразу. В начале 70-х годов мне показалось, что достигнутое мной рушится. Одно за другим последовали серьезные события, непосредственно меня касающиеся, которым я должен был противостоять: в 1973 году скончалась моя жена; в 1974 году вспыхнула эпидемия менингита в Бразилии; в 1975 году похитили внука, я "разорился" и была открыта новая полиомиелитная вакцина.
Это перечисление совершенно не связанных между собой событий может показаться странным. Но жизни нет дела до логики, и иногда ее сопровождают катастрофы, к которым приходится приспосабливаться. Такими "взрывными" мне представляются сегодня те памятные годы.
Смерть Симоны глубоко меня потрясла. Врачи уже давно не оставляли мне надежды, однако я, как и любой человек, продолжал надеяться, не позволяя себе смириться с неминуемой трагедией.
Но Симоны больше нет. После сорока пяти лет совместной жизни я познал одиночество, при котором постоянно ощущается отсутствие любимого существа. К счастью, я обрел в это время настоящих друзей, разделявших также мои профессиональные устремления. Без них я не нашел бы необходимую энергию, чтобы продолжить свой путь. Что стало бы с Клодом Бернаром без госпожи Рафалович?
Я был ребенком и остался им, может быть, так происходит и с остальными? Ребенком, которому нужно разделить с кем-нибудь свои идеи, увлечения, проекты, а иногда и получить поддержку.
Мои дети? В них меньше детского, чем во мне. Не знаю, был ли я хорошим отцом, может быть, нет. Я мало общался с ними, и теперь, некоторым образом, они поступают так же. Ален прекрасно ведет дело, но чувствую, что его раздражает мое вмешательство. У меня больше общего с внуками Кристофом и Танги. Сам того не желая, ищу в них черты: Мерье - независимость суждений и активный характер, благодаря которым я превратил маленькую лабораторию отца в предприятие, занимающее одно из первых мест в мире.
Пытаюсь вообразить, какой будет команда, которая примет эстафету в 2000 году, а главное, у кого из ее представителей будут достаточно сильные крылья, чтобы в обществе, где коммерция и деньги зачастую являются самоцелью, сохранить моральные принципы, двигавшие мной.
Для меня самое главное - будущее. Будущее, зримое уже в наше время благодаря научным исследованиям. Солк и Коэн работают над новой формулой вакцины против полиомиелита, для которой не нужно будет завозить и убивать большое количество обезьян. Знаю, что будущее нашего дела в этом. Ведь уже получена вакцина против ящура. Скоро мы будем производить только синтетические вакцины. Начнется новая научная революция.
Но будущее - это и наша конкретная способность противостоять болезни в любой части света, наше умение быть "пожарными профилактики". Бразильская история впервые позволила нам это доказать.
В августе 1974 года, во время моего пребывания в Бразилии, узнаю, что там зарегистрировано 3000 случаев менингита. В высших кругах паника: через шесть месяцев должен начаться знаменитый карнавал, в котором участвуют миллионы людей, он может превратиться в массовую смерть, ведь микроб менингита поражает вслепую - сытых и голодных, бедных и богатых. У этой болезни нет ничего общего с такими инфекциями, как, например, холера, для которой существуют определенные методы предупреждения, в том числе санитарно-гигиенические меры и хорошее питание. В данном случае единственная возможность прекратить эпидемию - массовая вакцинация.
В Соединенных Штатах есть лишь вакцина против менингита типа "С" (я уже упоминал об этом), а в Бразилии свирепствует менингит типа "А". И хотя французское вмешательство кое-кому на американском континенте не нравится, ничего не поделать: только у меня, благодаря приобретенному в Сахеле опыту, имеется подходящая вакцина.
Связываюсь с Аленом. Он так же взволнован, как и я, и немедленно вылетает. Примкнул к нам в качестве эксперта и Ляпессони для идентификации типа возбудителя и обсуждения тактики вмешательства. С министром здравоохранения Бразилии мы быстро пришли к единому мнению: чтобы приостановить эпидемию, надо привить все население страны. Девяносто миллионов человек, для которых необходимо срочно изготовить девяносто миллионов доз вакцины. Это немыслимо, биофабрика в Марси не в состоянии выполнить такой заказ. Но я знал, что немыслимое должно стать возможным, для этого у нас имелись все предпосылки. Надо было лишь запустить машину. И дал слово бразильскому министру.
Срочно вернувшись в Марси, мы с Аленом стали обсуждать, как нам за это взяться. Прежде всего надо было построить новые здания, так как в прежних такое производство разместить невозможно, тем более что они полностью заняты выпуском других видов продукции.
К счастью, у нас не было проблем с самой вакциной. Благодаря исследованиям, проведенным в предыдущие годы для Сахеля, она была готова и достаточно испытана на эффективность. Мне смешно вспоминать о реакции директора Института Пастера, считавшего, что работать над вакциной против менингита "нерентабельно".
Был август. Как все французские предприятия, наши работали с половиной служащих, остальные находились в отпуске. Надо было всех отозвать и дополнительно нанять новых людей.
Ничто так не вдохновляет, как большие дела. Не думаю, что мой энтузиазм порожден простым стремлением к победе, скорее чувством, что можешь превзойти себя, продвинуться вперед, отдать все лучшее, что в тебе есть, все, на что способен.
В этом смысле Ален не просто следует за мной, но полностью захвачен этим делом, мобилизован. Совещания следуют одно за другим, вскоре проекты новых зданий готовы, начали работу строители, поставлено оборудование, и через сто дней завод вырос как из-под земли. Мечта осуществилась.
Три месяца спустя 50 миллионов доз были готовы. Конечно, я постоянно держал в курсе дела министра здравоохранения Бразилии, и в январе 1975 года, когда мы были близки к цели, разрешил ему начать действовать.
Недостаточно иметь вакцину, надо еще организовать в Бразилии гигантскую прививочную кампанию, найти добровольцев, чтобы делать прививки, налаживать холодильники для приема нашей продукции, иметь в распоряжении хорошие грузовики, чтобы развозить вакцину в определенные стратегические пункты и т. д. Успех всего предприятия будет зависеть от отлаженности этих деталей.
В марте 1975 года все было готово. Тогда мы перекинули "воздушный мост" между нашими заводами и Бразилией. За пять дней в Сан-Паулу привили 10 миллионов человек. За девять месяцев все население Бразилии получило прививки.
Жители Бразилии должны это помнить. Прививали повсюду: па улицах, в домах. Были сотни добровольцев, которые оперативно делали прививки новыми безыгольными инжекторами (позволяющими избегать лишних манипуляций и риска заражения). Мужчины, женщины, дети - все являлись на прививки. До прививок насчитывалось 4 тысячи смертных случаев, школы были закрыты, и пострадало много семей. А прививки означали конец кошмара и страха. Организация прививочной кампании была необычайной. В Сан-Паулу были мобилизованы семьсот бригад вакцинаторов и семь вертолетов, снабжавших вакциной прививочные пункты. Они обслуживали самые отдаленные места, вплоть до поселков на Амазонке. Чтобы вакцина, обложенная искусственным льдом, оставалась охлажденной, у самолетов - старинных ДС-3 - сняли окна, и летчики вели машины на бреющем полете.
Разве можно было экономить силы? Мы встретились с дьявольской заразой - болезнь убивала страшным образом. Так, в Сан-Паулу один журналист пожаловался на головную и зубную боль, лег в постель и умер. За всю свою деятельность в качестве эксперта Ляпессони ничего подобного не видел. Больницы были переполнены. Болезнь принимала ужасные формы: молниеносные кровоизлияния в мозг, некрозы (некоторые больные лишались пальцев). После средневековой чумы такого еще не было.
Перед тем, как вернуться в Лион, я встретился с министром здравоохранения. Как и все мы, он был счастлив: бедствие отступило, можно проводить карнавал, а главное, страна спасена! Ведь катастрофа казалась неминуемой.
Теперь надо было поговорить о финансах.
- Вы знаете, - признался он смущенно, - у меня сейчас нет денег...
В последующие месяцы все постепенно было выплачено. Однако вначале у меня не было никаких финансовых гарантий. Я сам взял на себя весь риск, потому что только я мог предотвратить беду. Это было моим долгом. Никто, наверное, не знает, что прививка 90 миллионов бразильцев обошлась дешевле, чем смерть 4 тысяч жителей Сан-Паулу?
Здесь мы сталкиваемся с одним из странных парадоксов нашего дела, ставящих под вопрос одновременно его этику, статус и представление о долге государства. Гражданин любой страны уверен, что государство обязано защищать его интересы. Исходя из этого, считается, что все, что угрожает интересам людей, должно быть заботой государства, так как только оно может взять на себя такую ответственность. Данный аргумент заставил некое государство установить монополию на кровь. Если рассуждать отвлеченно, можно согласиться с тем, что опасно разрешать частному лицу, ни перед кем не отчитывающемуся, владеть средством, от которого зависит здоровье миллионов. Но если смотреть на вещи конкретно, легко обнаружить факты, противоречащие этим прекраснодушным рассуждениям и даже сводящие их на нет. Вернемся к ящуру: разве всеобщий интерес не требовал создания института для борьбы с этим бедствием, постоянно угрожающим скотоводству Франции? Бесспорно, да. Однако государство в лице своих руководителей уклонилось от своих обязанностей. А я, частное лицо, создал такой институт. Риск, на который я пошел при этом, заставлял меня продвигаться все время вперед, искать наиболее оптимальные варианты.
Вот тут и возникает парадокс. Если, бы институт, как я предлагал, создало государство, оно бы не стремилось постоянно идти вперед. И дефицит ФИЯ в 1952 году не заставил бы его создать филиал в Аргентине. Просто французы платили бы повышенный налог, чтобы покрыть этот дефицит. И прогресс, достигнутый нами благодаря аргентинскому филиалу, наступил бы намного позже.
Коснемся международных связей. Мне удавалось проводить большинство своих мероприятий и расширять их масштабы благодаря отношениям, установленным с учеными всего мира. Шаг за шагом, увлеченный тем же делом, что и они, я завоевывал их доверие, и они становились моими друзьями. Мы участвовали в десятках совещаний, изучали выполнимость различных проектов, строили новые планы. Но мы делали это с той степенью свободы и доверия, которые присущи людям, не принадлежащим ни к одной партии и не считающимся с границами. Скажу больше: пашей общей мечтой было ликвидировать границы, чтобы все люди независимо от расы, цвета кожи и политической принадлежности могли пользоваться любыми открытиями. Не противоречит ли эта мечта понятию государства?
Когда возникла необходимость оказать помощь Бразилии, ко мне обратились как к частному лицу. Если бы обратились к правительству, пришлось бы считаться с международными соглашениями о сотрудничестве, кое-кто начал бы оказывать давление, короче, дело получило бы политический оттенок. И, пока был бы найден удовлетворяющий всех выход из положения, тысячи людей погибли бы от менингита.
Возможно, именно осознание данных противоречий заставило меня с годами тревожиться о преемственности. Для меня это значит не просто передать свое имя славным наследникам, но обеспечить институту возможность продолжить дело, миссию. Опыт подсказывает, что это выполнимо лишь при степени свободы (в том числе свободы изобретения), присущей частному предприятию. Почему? Потому что это дело, эту миссию может взять на себя только человек, воспитанный в соответствии с пастеровской традицией и этикой.
Такой человек должен обладать увлеченностью и безрассудством, заставляющими рисковать всем ради успеха дела, которому он служит. Думаю, что чиновник, соблюдающий требования так называемой системы, никогда не будет способен рисковать всем. В противном случае он не задержится на своем посту.
Бразильская история научила меня двум вещам. Во-первых, тому, что моя мечта не утопична, а вполне осуществима - мы уже можем оказывать помощь в рекордно короткие сроки и спасать миллионы людей. В этом смысле достигнута победа; во-вторых, тому, что необходимо совершенствовать наши средства. В условиях необычайной срочности все сплотились, тысячи добровольцев воодушевленно помогали нам, как бывает в экстремальных ситуациях. Но исключение - не правило. Мы должны извлечь урок из конкретного опыта, и, исходя из него, создать организацию, позволяющую повторять подобные акции, не прибегая к импровизации.
Поймите меня правильно: я не говорю об изготовлении вакцины - оно протекало в идеальных условиях, ускоренных, но совсем не "импровизированных", если подразумевать под этим словом отсутствие профессионализма. Мы не опустили ни одного контроля, все было сделано по правилам. Речь идет о вакцинации на местах. Я впервые столкнулся с этой процедурой и мне ясно, что никто к ней не был готов.
В наших странах, где все больницы и диспансеры хорошо оборудованы, где прививки производятся регулярно либо в школе, либо дома, семейным врачом, трудно представить, что такое массовые прививки в жарком климате миллионов людей, половина которых живет в отдаленных деревнях, вдали от больничных центров.
В этих местах ничего не организовано, нет никакой инфраструктуры, чтобы нам помочь. Врачей мало, а у нас слишком много срочных дел, чтобы заниматься уколами. Опять пришлось изобретать. Ведь для отправки вакцины во все концы страны нужны грузовики, а также люди, умеющие их починить в случае поломки в далеких джунглях. Чтобы сохранить вакцину, нужны рефрижераторы, работающие на бензине, керосине или электричестве, а также люди, умеющие устранять их поломки. Нужны люди, способные вразумительно информировать население, обучить его элементарным правилам гигиены, объяснить, почему надо прививать и взрослых и детей. Нужны люди, осуществляющие посредничество между министерством здравоохранения, расположенным в столице, и местом вакцинации, находящимся за сотни километров, для бесперебойного снабжения вакциной или шприцами. Нужны люди, чтобы чинить неисправные шприцы.
В 1974 году мы все делали без подготовки. Усилия, приложенные для предотвращения эпидемии менингита в Бразилии, были необычайными, можно сказать экстраординарными, поэтому неудивительно, что случались неприятности и аварии. С тех пор мысль об этом вертится у меня в голове. Начиная рабочий день, я прокручиваю в уме тысячи проектов.
В один прекрасный день в Тегеране, обедая у шаха, мы вспомнили бразильскую историю. Я только что говорил с Говейда, сидевшим напротив меня, об Иране, типично средиземноморской стране, которая с каждым годом покоряет меня все больше.
- Вы читали Андре Жида? - спросил меня Говейда*.
* (Говейда - премьер-министр шахского правительства Ирана. - Примеч. пер.)
Я признался в своем невежестве и бескультурье.
- Так вот, и он называл Иран средиземноморской страной, - сказал Говейда.
И мне уже мерещится средиземноморская Европа, способная состязаться как с русскими, так и с англосаксами. Я не согласен быть поглощенным либо теми, либо другими. В этой альтернативе я ищу третий путь. С данной точки зрения, Иран, с которым я сотрудничаю много лет, кажется мне хорошим партнером, это великая страна.
- Ну и что было в Бразилии? - спрашивает мой собеседник.
Я вкратце рассказал о том, что уже всем известно, остановившись на поразившем меня факте, на нашей неподготовленности. И вдруг мне на ум пришло слово, ключевое слово, которое я нащупывал неделями и которое дало толчок дальнейшему развитию дела.
Надо создать международную оперативную "силу для жизни" (по-французски "биофорс").
Вернувшись в Лион, я написал об этом иранскому шаху. Теперь, когда заветное слово родилось, мне все стало ясно, в мыслях "Биофорс" становится реальностью. Надо за год или два подготовить молодых людей, способных в случае необходимости выехать в какую-либо страну и служить там в качестве помощников врачей и техников. Они должны научиться чинить автомашины и шприцы, технически обеспечить "холодовую цепь", делать уколы, короче - находить выход из любого положения.
Известные иранские события* помешали шаху ответить на мое предложение. Но по опыту я знал, что потребуется десять лет, чтобы создать "Биофорс".
* (Имеется в виду изгнание шаха. - Примеч. пер.)
Сегодня "Биофорс" существует, его статус признан государством. Уже третий выпуск поехал на практику, и благодаря ему два года назад были привиты против бешенства все собаки Лимы. Но это лишь начало.
Я уже упоминал, что мое вмешательство в дела Бразилии не понравилось американцам по политическим причинам: Бразилия находится в их зоне влияния и они считают, что Франция не должна там себя проявлять. Но к частному лицу американцы не могли предъявлять претензии, и я действовал свободно. Они ничего не могли сделать против меня, разве что закрыть некоторые рынки. Однако я никогда не считаюсь с выгодой, особенно если речь идет о миллионах жизней.
Вопреки ожиданиям американцы, подробно изучив мою работу в Бразилии, дали отличное заключение. После этого Фонд Рокфеллера, ежегодно отбирающий в пятнадцати университетах мира (в том числе в Китае и Таиланде) лучших студентов для обучения в своих университетах, сделал мне предложение о создании в Лионе ведущего университета для подготовки по эпидемиологии молодых людей из франкоязычных стран.
Этот проект еще изучался, но уже был для меня в высшей степени интересным, так как отвечал моим давнишним заботам о подготовке кадров.
Продолжая сотрудничество с Аленом в Институте Мерье, я тружусь в рамках Фонда Марселя Мерье над осуществлением более широких проектов. Эта свободная структура дает мне возможность поддерживать прежние международные связи, возникшие благодаря институту и моей деятельности в консульском корпусе Лиона, а также позволяет пытаться осуществить некоторые из "великих" идей, преследующих меня столь долгое время. До сих пор, отдавая большую часть энергии развитию института, я не мог вплотную ими заняться. Но теперь, когда институтом руководит Ален, когда мое одиночество предоставляет мне полную свободу действий, можно попытаться их осуществить.
Что же это за "великие" идеи? О, все очень просто. Во время многочисленных поездок в Африку, где мы реализуем большие партии вакцин для детей, я понял, что там необходимо проводить настоящую политику здоровья. Пока вакцины применяются произвольно, несогласованно, несмотря на то, что ВОЗ ввела обязательную прививку против столбняка, еще много новорожденных умирает от этой болезни. Почему? Забыли сделать прививки матерям.
Вначале такие пробуксовки неизбежны, это всем известно. Но подобную практику пора прекратить теперь, когда есть возможность создать для государств Африки и развивающихся стран других регионов календари прививок. Не может быть настоящей профилактики без системы.
Вот почему, мечтая сблизиться с Институтом Пастера, я предложил создать совместное общество, которое занималось бы составлением календарей прививок. Таким образом родилось "Общество развития профилактической медицины". Этот спутник Фонда Мерье вместе с ВОЗ будет составлять календари прививок для стран третьего мира. Необходимо пересмотреть меры профилактики для них. Опыт показывает, что там бесполезно проводить трехэтапную вакцинацию. Если в Европе люди достаточно дисциплинированы и информированы, чтобы проходить обязательную повторную вакцинацию, в Африке - ни один житель глухих джунглей не проделает трижды далекий путь в диспансер ради укола, смысл которого он не очень понимает.
Цель вновь организованного общества в следующем: изучать местные условия и, исходя из этого, предлагать конкретные решения. А нам остается разработать ассоциированные вакцины для иммунизации против нескольких болезней, если удастся - с одной ревакцинацией или совсем без нее.
Таким образом, ситуация стала как бы противоположной. Тридцать пять лет я ездил по всему свету, чтобы создать международный язык в биологии и собрать информацию, позволяющую производить лучшие вакцины, а затем продавать их во многих государствах. Мне удалось обеспечить свою страну наилучшими средствами защиты и сделать ее независимой в области профилактической медицины и биологии. Но начиная с 70-х годов моя цель - на базе Фонда снабдить этими профилактическими средствами страны, лишенные технических возможностей. Схематически это можно сформулировать так: раньше ездил, чтобы "брать" (информацию, позволившую создать институт), а теперь путешествую, чтобы "отдавать". Но в жизни не бывает абсолютно полярных ситуаций, а в профилактике, как я уже говорил, охранять других - это охранять себя.
Наконец, наряду с менингитом, мое внимание вновь привлек полиомиелит. Как я уже писал, Солк работает над новой вакциной, дающей возможность обходиться без обезьян. Это революционное открытие, которое можно сравнить лишь с открытием Френкеля, должно было совершиться. Чтобы понять его значение, надо иметь представление о том, как с 1956 года производится полиовакцина.
Как известно, вирус полиомиелита вызывает острое инфекционное заболевание, поражающее клетки центральной нервной системы, что влечет за собой паралич конечностей либо тяжелые респираторные нарушения, иногда ведущие к летальному исходу.
Первым этапом изготовления вакцины является выращивание клеточной культуры. Для этой цели используют плоские сосуды ("матрасы", или так называемые флаконы Ру), ибо клетки размножаются на плоской поверхности, пока не покроют все пространство. Чтобы получить много вакцины, нужно много клеток, значит и много флаконов Ру. Но они стеклянные, а при массовом производстве вакцины приходится манипулировать сотнями, даже тысячами флаконов Ру.
Клетки для выращивания вируса берутся из почек обезьян (которых приходится умертвлять), так как только эти клетки восприимчивы к возбудителю полиомиелита. Для производства полиомиелитной вакцины за двадцать пять лет мы забили двадцать тысяч обезьян. Чтобы гибель животных приносила большую пользу, мы сотрудничаем с медицинскими службами Лиона, которым даем животных для опытов по пересадке различных органов с целью совершенствования методики перед тем, как применять ее на людях. Благодаря этому лионские хирурги пользуются хорошей репутацией в данной области и являются пионерами в деле пересадки ночек, печени и сердца.
Мы импортируем обезьян из франкоязычной Африки. Конечно, состояние их здоровья проверяется. Однажды мы узнали, что немцы, импортирующие обезьян из Эфиопии и Уганды, стали жертвами незнакомого вируса - одиннадцать биологов умерли. Почему? Потому что животных везли через Лондон и лондонское Общество защиты животных, возмущенное судьбой этих обезьян, решило вывести их из карантина досрочно.
Специалисты знают, что нельзя заниматься биологией и быть сентиментальным. Вернее, наши чувства иного рода, чем у остальных людей: ведь мы жертвуем животными во имя спасения детей. Не раз мы будем вести диалог глухих с различными лигами защиты животных, называющими нас бессердечными чудовищами.
Но вернемся к Солку. Итак, в те годы он работал над новой клеточной вакциной. Со временем она позволила бы не использовать дорогостоящих животных. В течение 1975 года мы неоднократно говорим об этом. Солк держит меня в курсе своих работ, и вскоре мы назначаем встречу на 12 декабря в Голландии. Нам предстоит обсудить новый метод и возможности его промышленного применения. Ясно, что для меня, то есть для института и для Франции (а делаем мы общее дело), данная встреча чрезвычайно важна.
Утром 9 декабря лечу в Рим, где должно состояться совещание ФАО по вопросу бруцеллеза. Мы недавно провели конгресс по биологической стандартизации препаратов против этой болезни, вызывающей у овец аборты и являющейся бедствием животноводства. И опять мне кажется, что я могу сказать свое слово по рассматриваемому вопросу.