16

В 1960 году мне исполнилось пятьдесят три года. Конечно, в глазах других я был тогда человеком, добившимся успеха. ФИЯ, как и Институт Мерье, от которого он зависит, процветают. У нас уже два больших филиала за границей (на очереди заключение других контрактов), деньги поступают исправно, и мы живем хорошо. Дети получили образование согласно семейной традиции: у Жана высшее медицинское образование и он работает со мной в Институте. Тема его дипломной работы - ассоциированные вакцины для детей. Дочь Николь стала фармацевтом. А Ален, работавший интерном в лионском госпитале, готовился защитить диссертацию по фармакологии. У него более решительный, "пробивной" характер, чем у старшего брата, и мне кажется, что он будет хорошим продолжателем моего дела.

Но, прежде чем думать о передаче дела (что и так наступит, по моим представлениям, слишком рано), я хочу использовать наше благосостояние для расширения производства и осуществления новых планов.

Первая задача заключается в подготовке научных кадров. После того как я ознакомился с новой технологией изготовления вакцин и сывороток, применяемой в Соединенных Штатах, мне уже давно ясно, что широкомасштабное развитие промышленной биологии и вирусологии возможно и в наших условиях. Но для этого следует решить проблему нетрадиционной подготовки научных кадров.

Что верно для технических специалистов, верно и для врачей. Поскольку всемирная профилактика стала осуществимой благодаря массовому производству вакцин, надо чтобы наши врачи осознали, какие новые пути открываются в области предупреждения болезней, и приводили повседневную врачебную практику в соответствие с новыми возможностями.

На это, конечно, уйдут годы. Да и сегодня перестройка мышления еще не закончена. Я все еще борюсь за создание в Лионе, в центре Средиземноморской Европы, первого университета профилактической медицины, проект которого вынашиваю вот уже двадцать лет. То, что так трудно ввести в традиционное медицинское обучение, быстрее прививается в области техники, где срочная необходимость обновления проступает яснее. Поэтому еще с 1958 года, являясь участником организации Национального института прикладных паук, открываю при нем Международные курсы по лиофилизации, которые становятся необходимым средством повышения квалификации иммунологов. В течение пятнадцати дней (обычный срок стажировки) преподаватели и ученики, среди которых можно встретить многих директоров институтов или центров переливания крови, живут вместе, обмениваются мнениями и пользуются двуязычным (англо-французским) обучением. В таком же духе организую курсы для лабораторных специалистов.

Кроме этой деятельности, меня преследуют другие проекты - Ле-Пансьер и "Пентагон", которые мне удастся претворить в жизнь хотя бы частично благодаря моему достатку.

Похищение моего внука в 1975 году изменит сроки исполнения первой мечты и полностью уничтожит вторую.

Но сначала о Ле-Пансьер. Чтобы понять эмоциональную силу этой мечты, надо знать Аннеси, озеро, которое лучше было бы увидеть в 1942 году, когда выстроенные после войны дома не заслоняли вида прекрасного аббатства XVI века, воздвигнутого на берегу тихих вод и побуждающего своих обитателей к раздумьям. Симона, родившаяся в Аннеси^*, не раз гуляла по берегу озера и созерцала прекрасное здание, окруженное столетними деревьями. И не раз она, маленькая девочка, говорила своему отцу, простому служащему лесничества: "Когда вырасту большой, хочу тут жить". Представляю себе, как, услышав эти слова, снисходительно улыбался ее отец.

^* (Аннеси - столица департамента Верхняя Савойя и одновременно название близлежащего горного озера. - Примеч. пер.)

Но мечта не покинула Симону. И когда в 1942 году мы вместе вернулись в Аннеси, она мне показала аббатство. С той минуты ее мечта стала моей. Мне тоже понравилась эта умиротворяющая атмосфера близости воды. Как и ее, меня привлекают огороженные домами городские площади, закрытые пространства, которые живут как бы сами по себе - площадь Белькур в Лионе, Гран-Плас в Брюсселе, площадь Палио в Сьенне, треугольная площадь в Карфагене (Колумбия) и многие другие. Не знаю, какое волшебство заключено в них, почему они оказывают на меня такое воздействие, сообщают такое чувство покоя, безопасности. А мне это необходимо. В Аннеси это чувство усиливается окружающими горами, из-за которых сверкает солнце, и которые защищают вас от всего мира.

Немного позже, когда берега озера уже частично застроят, мы станем приезжать сюда на каникулы с детьми. Будем совершать прогулки вокруг этой замечательной усадьбы, мечтая о том, как мы ее оборудуем.

Неужели Симона с годами устала? Возможно, ли, что время губительно отражается на мечтах? Мне трудно это понять, потому что я всегда и во всем считался со временем, но мои мечты со временем только развивались и укреплялись.

С течением лет Ле-Пансьер, мирная гавань, близко расположенная к Лиону и Женеве, место уединения и красоты, кажется мне все прекраснее. И не только как место отдыха для семьи, но и как место для труда, собраний, коллоквиумов. Большой зал заседаний, несколько уютно обставленных комнат - всего этого достаточно для идеального приема ученых, которые сюда приедут в ближайшие годы. В обычных гостиницах - ни души, ни поэзии. Они всюду и всех принимают одинаково, а безликость мне не нравится. А если что-то не нравится мне, нравится ли оно другим?

Поймите меня правильно: я не собираюсь очаровывать людей, ошеломлять их, "пуская пыль в глаза". Для этого достаточно шикарных гостиниц. Нет, я люблю разделять с другими удовольствие находиться в прекрасной местности, радоваться вместе с ними царящей там атмосфере. Мне приятно предложить им такое место, где они будут себя хорошо чувствовать и обретут что-то новое. Для этих целей Ле-Пансьер прекрасно подходит.

Наконец, в 1960 году я сумел приобрести поместье. Симона, обладающая вкусом и талантом обставлять жилье, создала прекрасный дом, который мне нравится: красивый, простой, комфортабельный, без кричащей роскоши. Все тут изысканно, без вычурности. На втором этаже широкое окно выходит на озеро. Вид отсюда успокаивающий. А в саду дети могут играть у воды или купаться в озере.

Теперь о "Пентагоне". Я дал такое название проекту, так как он состоит из пяти направлений, которые в свое время, как мне видилось, должны были образовать невиданную до сих пор звезду. Но она, увы, потухнет, прежде чем загорится всеми своими огнями.

Я уже говорил, что очень люблю кино. Плохо то, что если ты носишь ярлык промышленника, то любое другое увлечение неизменно относят к хобби. Но для меня кино не хобби, а настоящая страсть. Путь, по которому я пошел бы, если бы не... Однако историю не переделаешь. История такова, какой была. Но все же я решил включить кино в свою деятельность: снял много фильмов о путешествиях, в частности ленту об Индии, которую у меня многократно просили, чтобы иллюстрировать лекции об этой стране, а также фильмы о моем деле. Но мне не хотелось па этом останавливаться. Кинообраз в моем понимании - способ общения с будущим. Не зная точно, какое место он займет в моей жизни и как это произойдет, я понял, что для меня важно быть обладателем этого способа. Как только появилась возможность, я купил несколько кинотеатров в Лионе. Это первый луч "Пентагона". Следующие три луча пятиконечной звезды связаны с той же идеей общения: рекламное агентство, агентство путешествий и издательство. Ну, а пятый луч - лаборатория анализов, которую я создал параллельно с ФИЯ, олицетворяющая заботу о здоровье - мою центральную тему.

Проект "Пентагон", не просуществовавший достаточно долго, показывает ход моих рассуждений. Я не рассчитываю, не изучаю рынки сбыта, не определяю возможные доходы - я просто воображаю, чувствую, мечтаю. Мысли, мои спешат, наталкиваясь одна на другую, и вдруг появляется интуиция, вернее уверенность: вот это надо сделать. Почему? Необъяснимо. Как и любой другой человек, я могу выдвинуть ряд аргументов, по осознаю, что они мало чего стоят и нужны лишь для того, чтобы убедить собеседника; в глубине души я знаю, что со временем они вполне могут измениться, главной остается сама идея. Плод последнего размышления, которое, надеюсь, что-то даст. Так химик, соединяющий два известных вещества, ожидает непредвиденной реакции, потому что все осуществленное им до сих пор привело его к этому.

Однажды мой иранский друг Дельпи сказал: "Мерье, вы не промышленник и не ученый. Вы - поэт". Я воспринял это, как самый прекрасный комплимент, полученный когда-либо. Иногда мне кажется, что он не ошибся. Это, по крайней мере, объясняет, почему мне так трудно быть понятым!

Впрочем, могу ли я сам толком объяснить, чего жду от "Пентагона"? Просто уверен в том, что соединение этих пяти элементов - здоровье, кино, путешествия, издательское дело, реклама - может дать синергическую реакцию, открывающую новые возможности. Существует бесконечное множество комбинаций, идет ли речь о новых формах изданий, о тематических путешествиях (которые могут быть связаны, например, с темой здоровья), о фильмах, которые можно показывать во время этих путешествий и т. д. Не все комбинации хороши, но есть весьма удачные.

Никто не заставит меня отказаться от проекта.

В течение 1960-1965 годов, в преддверии семидесятой годовщины Института Мерье, я продолжаю свою работу, путешествия. Часто посещаю Соединенные Штаты, Южную Америку, Иран, стараюсь быть в курсе деятельности ученых, с которыми познакомился во время первого съезда по биологической стандартизации. Многие из них стали моими настоящими друзьями. Мне кажется, что теперь большинство из них поняли мои планы и больше не испытывают ко мне недоверия, что они интересуются моей деятельностью и считаются с ней. Кроме того, я веду работу по очистке сывороток и вакцин, чтобы сделать их более переносимыми. Надо постоянно иметь в виду возможность их промышленного производства; следует одновременно думать о новых открытиях и их применении в широком масштабе. Какой смысл в новом методе, если он неприемлем для всех? Таким образом, наши задачи смыкаются. Сближение пауки и практики, которое когда-то казалось мечтой, понемногу реализуется.

Наш оборотный капитал постоянно растет, мы продаем вакцины и сыворотки (и для людей, и для животных) во все возрастающее число стран. Вскоре в рамках общего рынка создаем филиалы в Бельгии и ФРГ. Экспорт в Африку становится все более постоянным (настолько, что я думаю создать лаборатории в Кот д'Ивуар для профилактики проказы и в Северной Африке, чтобы подготовить новую вакцину против чумы лошадей, которая свирепствует в этом регионе). Что касается Латинской Америки, где мы известны по борьбе с ящуром, то хотелось бы напомнить, что к нашему первому филиалу в Аргентине прибавилось три новых: в Буэнос-Айресе, в Монтевидео и Сантьяго-де-Чили. Наконец, в Мексике, совместно с лабораторией Лозье, мы создаем единственный в мире центр по фракционированию плацентарной человеческой крови, чтобы производить гамма-глобулин, который должен снабжать дериватами крови Центральную Америку, Колумбию и Венесуэлу.

С какой целью предпринимается эта "щупальцевая" экспансия? Не из любви к власти или завоеваниям, как думают некоторые, и не из желания повсюду видеть свое имя. Нет. Она вызвана необходимостью и кажется мне единственным способом поставить санитарные заслоны с наименьшим риском. Я не представляю себе возможным изучать во Франции вирусы, характерные для того или иного региона, потому что для этого их надо привезти в нашу страну. А привезти - значит рисковать появлением новых эпизоотии или эпидемий. В то время у меня еще не было достаточных гарантий предотвращения заноса. Гарантии появятся позднее.

Забота о том, как избежать малейшего риска, и забота о наиболее эффективном контроле постоянно меня преследуют. Стоит вниманию ослабеть, как начинаются неприятности, напоминая об ответственности, о том, что мы, образно говоря, орудуем динамитом.

Я уже упоминал о том, как в Бретани в 1957 году вспыхнула эпидемия оспы из-за пижамы, присланной из Индии. И это случилось через шестьдесят лет после приключения моего отца с ящиком Йерсена, содержащим палочки чумы. С течением времени в этой области ничего не изменилось. Опасность осталась прежней.

Вспомним, скажем, как проник во Францию миксоматоз. Какой-то врач, рассердившись на то, что дикие кролики разоряли грядки его огорода, не нашел ничего лучшего, как съездить в Австралию за вирусом миксоматоза. Он заразил досаждавших ему кроликов и вызвал их гибель, погубив одновременно тысячи других кроликов по всей Франции! Ведь вирус нельзя остановить стеной или забором. Кроме того, вирус переносится насекомыми. Вот вам пример поведения ученика чародея!

Даже исследователи, люди более информированные, чем другие, бывают порой беспечны. Вспоминаю сотрудника, который, работая с возбудителями менингита, заразился и погиб, потому что не принял необходимые меры предосторожности. Это было в 1958 году.

Таким образом, реальность постоянно призывает нас к порядку. Эта реальность вскоре натолкнула меня на новую мысль: создать вблизи Лиона лабораторию повышенной безопасности для изучения экзотических вирусов. Достаточно посетить сегодня биофабрику в Марси-л'Этуаль, чтобы убедиться в существовании подобной лаборатории, которую можно сравнить с настоящим стерильным нефтеперегонным заводом. Наконец промышленная экспансия (неожиданная для многих, но готовившаяся в течение многих лет) была вознаграждена встречей с Жоржем Помпиду, бывшим в ту пору премьер-министром Франции.

- Господин Косыгин находится с официальным визитом во Франции, - сказал он, - и хотел бы встретиться с вами.

Я не отличаюсь особенным тщеславием, но тут, признаюсь, почувствовал себя глубоко польщенным. Меня снедало любопытство узнать причину подобной просьбы, высказанной одним из первых руководителей страны, из которой мне дважды пришлось срочно выехать. Ответ я получил от самого Косыгина:

- Наши специалисты осмотрели вашу биофабрику в Иране, - сказал он. - У нас тоже встречается ящур. Вы согласитесь работать с нами?

Я, конечно, сразу же согласился. Ведь для меня каждая открывающаяся граница - это маленькая победа. А русская граница не из маленьких!

Вскоре группа инженеров из Лионского национального института прикладных наук выехала для строительства биофабрики. Так получила продолжение традиционная франко-русская дружба, в которую внес свою лепту и мой отец, работавший с Ильей Мечниковым, близким соратником Луи Пастера. Сегодня биофабрика продолжает работать, но, на мой взгляд, рутинно, без исследовательского совершенствования. Удивительно, что страна, достигшая огромных успехов в освоении космоса, сравнительно мало сделала в области прикладной биологии...