1

Август 1914 года. Пляж в Бретани. Начался прилив, но то тут, то там еще виднеются полоски песка, островки суши. Вскоре они скроются под водой. Вскоре и мир будет затоплен насилием.

На этом пока еще мирном пляже разглагольствует какой-то австриец. Он рассказывает отдыхающим, собравшимся вокруг, как ему видится разгром Франции и ее союзников немецкими войсками. Ошеломленные слушатели переглядываются, по не перебивают новоявленного пророка апокалипсиса.

Рядом с группой находится ребенок. Ему семь лет. Услышав слова, предвещающие смерть, он бросает ведерко и лопатку и смотрит на взрослых голубыми глазами. Война? Ее причины ему неизвестны, так же как и дипломатические тонкости. Но смерть знакома. В лаборатории отец ежедневно ею манипулирует. "Мой отец нашлет на немцев столбняк. И они все умрут через четыре дня". Взрослые пожимают плечами. В таком серьезном разговоре нечего прислушиваться к словам ребенка.

Я помню этот случай так ясно, как если бы он произошел вчера, ведь это я был тем семилетним мальчиком. Когда меня просят поделиться воспоминаниями, я обращаюсь к этой забавной истории. Она мне кажется значительной, ибо передает атмосферу, в которой я вырос, и показывает, насколько с самого детства я проникся вопросами, не перестававшими заботить меня всю жизнь. Не знаю, какую профессию я бы выбрал, вращаясь в другой среде. Именно среда глубоко повлияла на меня и, бесспорно, обусловила мое будущее.

Начав с нескольких пробирок, я создал институт, признанный сегодня многими мировым лидером отрасли, находясь под влиянием определенной традиции и этики, которым остался верен. Я не ограничился изготовлением и продажей вакцин, а содействовал также подготовке людей, способных проводить политику здоровья и гигиены, организовал опорные структуры для продолжения этой политики.

Не хочу восхвалять себя, нет. Если я решился в конце концов написать книгу, то сделал это не для того, чтобы напроситься па похвалы. Просто я ощутил потребность объяснить, как, и особенно, почему все это делал. Возможно, моя потребность частично порождена тем, что "успех" меня выделил. Я взял это слово в кавычки, так как оно некоторым образом выражает непонимание, отдаляет меня от большинства людей. Не считаю, что я, Шарль Мерье, "преуспел", потому что никогда об этом не думал, никогда не стремился к личному успеху. Я отдал время, жизнь, своп дни и ночи тому, чтобы замыслы, в которые верил, были претворены в жизнь.

На сегодняшний день - и я говорю это без бахвальства - у меня осталось всего два-три собеседника. По существу, на меня смотрят как на "преуспевшего" человека, крупного промышленника или богача. Ни один из этих ярлыков мне не подходит. Я считаю себя продолжателем дела Пастера, исполняющим свой долг. Иногда это приносило мне деньги, иногда нет. Если замысел успешно реализовывался, радость была одинаковой независимо от того, прибыльный он или нет.

Два-три собеседника - это, конечно, мало, особенно для человека, который, как я, защищает столь модное сегодня понятие коммуникабельности. Но если профессии, связанные с человеческим общением, привлекают теперь столько людей (я поражен числом моих внуков, избравших их), не потому ли это, что в нашем обществе людям, замыкающимся в узких специальностях, все труднее общаться? Всю жизнь я старался разрушить перегородки, порождающие лишь творческое бесплодие, и объединить ученых, политиков, промышленников. Но с неотвратимой социальной эволюцией невозможно бороться в одиночку.

Тем не менее все, что мне удалось, было сделано вопреки преградам, разделяющим профессии и людей. Любое новаторство достигается именно такой ценой.

Вот примерно то, что я хотел бы показать в этой книге: каким был мой путь и какие силы, убеждения меня постоянно поддерживали. Если бы моей единственной целью было разбогатеть, я бы давно прекратил свою деятельность. В этом году я отпраздновал свое восьмидесятилетие, создав Институт Мерье, который уже двадцать лет возглавляет мой сын, и мог бы жить "счастливо" на берегу озера Аннеси, удовлетворенный тем, чего достиг.

Но я сказал "если бы"... Потому что в действительности совершенно не могу отдыхать, даже не могу представить себе отдых. Чем больше лет проходит (а теперь они сменяют друг друга с головокружительной быстротой), тем более работоспособным я себя чувствую. Более чем когда-либо я полон замыслов. Почить па лаврах? На каких лаврах? Все, что сделано, представляется мне лишь трамплином для новых предприятий и действий. Единственный вопрос, которым иногда задаюсь (ненадолго, так как постоянно занят работой): хватит ли у меня времени, чтобы довести проекты до завершения?

Эта книга - тоже часть задуманного. В ней я должен объяснить себя - мое существование посвящено тому, чтобы сделать возможным широкомасштабное применение научных открытий, позволяющее осуществлять определенную всемирную политику здравоохранения, а также завоевать для Франции привилегированное место в этой политике. Если после меня Институт Мерье останется лишь заводом, способным успешнее, чем другие, производить миллионы доз вакцин и "делать деньги", я буду считать свою миссию невыполненной, потому что моя цель этим не ограничивается. Главным для меня является профилактическая медицина в глобальном аспекте, нахождение путей, дающих возможность сделать ее общедоступной, эффективная борьба с эпидемиями (включающая и открытие новых возбудителей, и скорейшее создание средств борьбы с ними). Сюда входит также подготовка врачей завтрашнего дня и применение достижений современной медицины. Подобно профилактической медицине ветеринария оказывает прямое воздействие на экономику страны (гибель поголовья скота отражается непосредственно па экономике страны и, в конечном счете, на налогоплательщике), а проблема вакцин серьезно влияет на экономику здравоохранения.

Я не философ, не экономист, не политик и не сочиняю трактат о политике здравоохранения в мире. Я также не пишу историю биологии и вирусологии от Пастера до наших дней: другие сумеют сделать это квалифицированнее.

То, что я пытаюсь изложить, более скромно: это воспоминания о главных этапах моего жизненного пути, позволяющие увидеть удивительную эволюцию создаваемых средств и техники, а также все более усложнявшиеся задачи, которые мы должны были решать по ходу дела. В 1987 году, в год пятидесятилетия со дня смерти моего отца, я организовал первый межотраслевой коллоквиум по СПИДу. Сейчас эта болезнь более чем когда-либо находится в центре внимания. Чтобы ее пресечь - а мы этого несомненно добьемся, так как исследователи всего мира упорно работают над дайной проблемой и найдут пути защиты, - нужны средства, время и скрупулезность, та скрупулезность, которой учил Пастер.

Мне хотелось бы уделить основное внимание скорее перспективе дела, нежели полученным результатам, потому что перспектива должна сохраняться. Одним словом, я завещаю ее своим преемникам.

В заключение добавлю, что даже если я выступаю от своего имени и пишу о том, что делал, ясно (и я постоянно отдавал себе в этом отчет), что я работал не один. Я лишь занимал предназначенное место, принимая решения, проявляя инициативу, предпринимая демарши, упорно преследуемый идеями, представляющими главный смысл моей жизни. С 1947 года у меня были помощники, поддерживавшие меня и следовавшие за мной. Я даже не пытаюсь составить список тех, кого надо поблагодарить, слишком хорошо зная, насколько может ранить забывчивость, а полный список был бы очень длинным. Мне только хотелось бы от всего сердца поблагодарить всех, кто мне помогал и доверял. Думаю, что успех наших общих начинаний также обернулся для них благодарностью: ибо для людей, охваченных, как и я, страстным желанием преуспеть в правом деле, самая большая награда - конкретные результаты.

И, наконец, последнее. Как и все, что я сделал благодаря различным встречам и успешному сотрудничеству, эту книгу я написал не один. Не люблю излагать мысли письменно, предпочитаю образ, который мне кажется более выразительным, быстрым и синтетическим, он больше соответствует моему мышлению и мироощущению. Поэтому надо было найти человека, которому я бы полностью доверял, который меня понял бы и сумел бы все описать. Таким человеком оказалась Луиза Ламбрикс.