Целебная кора

До открытия Америки европейские врачи не знали средства от малярии или, как ее еще называли, болотной лихорадки. Неумолимая болезнь беспрепятственно косила детей и стариков, простолюдинов и королей. Тщетно врачи испытывали одно средство за другим; ни кровопускания, ни вытяжки из самых сильнодействующих растений не давали положительного эффекта. Врачи в бессилии опускали руки перед этим недугом, получившим в народе не совсем лестное для служителей Эскулапа название "позор врачам". Никто и не знал, что в далекой Америке, открытой Колумбом и покоренной испанскими конквистадорами, средство от малярии было давно известно. Обладателем секрета лечения малярии было индейское племя инков, проживавшее на территории Перу. Инкам была известна порода деревьев, кора которых обладала свойством излечивать от малярии. Индейцы толкли кору, заливали ее на день водой и жидкость отцеживали. Получался чрезвычайно горький настой, которым и поили больных. Не всем индейским племенам был известен этот секрет, и целебная кора использовалась многими из них совсем для других целей - для окраски тканей и дубления кож.

Однажды малярией заболела жена вице-короля Перу, графиня Франциска Цинхон, славившаяся своей красотой. Это случилось в 1638 г. Преданная служанка из племени инков спасла свою госпожу настоем коры какого-то дерева, неизвестного испанцам. В 1641 г. граф Цинхон привез целебную кору в Испанию, но мадридские врачи не оценили по достоинству новое средство и не смогли помочь самому Цинхону, заболевшему малярией.

Целебной корой инков очень заинтересовались иезуиты, наводнившие Южную Америку. Они на месте убеждались в большой эффективности настоев коры и посылали донесения о средстве от малярии вместе с образцами коры в Ватикан. Однако католическая церковь вначале отказывалась благословить это лекарственное средство, открытое непросвещенными дикарями. Только благодаря настойчивым просьбам кардинала Люго, не раз успешно применявшего индейское средство для лечения малярии, папа Иннокентий X приказал своему врачу испытать действие нового лекарства. Испытания подтвердили его безвредность для организма и благотворное действие на больных малярией. С тех пор порошок коры, из которого приготовляли лекарство от малярии, стали называть "кардинальским", или "иезуитским" порошком. То ли кора за долгие дни плавания по океану теряла свои целебные свойства, то ли слишком ненавистен был в Европе орден иезуитов, но "иезуитский порошок" не вошел в широкую медицинскую практику. Когда вождь английской буржуазной революции Кромвель заболел малярией, никто из врачей не отважился назначить ему новое средство. Кромвель умер от малярии в 1658 г.

То, что не удалось сделать могущественному ордену иезуитов, сделал мало кому известный английский знахарь Тальбор. Он каким-то секретным средством вылечил от болотной лихорадки короля Англии Карла II, за что получил звание королевского врача. Это произошло через десять лет после смерти Кромвеля, а через некоторое время Таль-бор с успехом применил свое средство для лечения французской королевской семьи. Вся Европа уверовала в могущество нового лекарства, но никто, кроме ловкого знахаря, не знал его состава.

За большую цену французскому королю Людовику XIV в 1679 г. удалось купить секрет у Тальбора, но с условием, что этот секрет будет разглашен только после смерти последнего. Велико же было удивление врачей, когда они узнали, что знаменитое средство, излечивающее от малярии, - винная настойка уже забытого "иезуитского порошка". Скрытность Тальбора имела вполне основательную причину. Стоило придворным узнать, чем он собирался лечить английского короля, и ему бы не избежать обвинения в покушении на жизнь монарха, так как к этому времени в Англии распространились упорные слухи, что "иезуитским порошком" агенты папы Римского отравляют англичан-некатоликов.

Долгое время европейские врачи применяли целебную кору, не имея понятия о самом растении. Испанцы, получившие с благословения римского папы Александра VI право на монопольное обладание всеми "вновь открытыми странами мира", опустили над своими богатейшими владениями в Южной Америке непроницаемый покров секретности. В Испанию из Южной Америки поступали золото, серебро, кошениль, красное дерево, неизвестные европейцам плоды, лекарственные растения. Посылаемые королем экспедиции составляли подробные отчеты о населении, животном и растительном мире испанских колоний, но все эти сведения немедленно убирались в архив; они не "могли быть опубликованы без строгой цензуры.

Чтобы надежнее скрыть от Европы богатства колоний, Испания запретила иностранцам въезд в свои владения в Южной Америке. В то же время в большом количестве появлялись вымышленные истории одна удивительнее другой о ратных подвигах и приключениях конквистадоров. Таким образом, Южная Америка долгое время оставалась для европейцев книгой за семью печатями.

Огромный континент ждал нового Колумба. Почетная и трудная задача второго открытия Южной Америки выпала на долю снедаемых жаждой знаний исследователей-натуралистов. Этих людей считали "безвредными", и они получали доступ в запретные области. Испытывая лишения, рискуя жизнью, ученые поднимались на вершины Анд, спускались по течению неизведанных рек, пробирались через мрачные лесные дебри и кишевшие малярийными комарами болота. С упорством фанатиков они изучали климат, растительный и животный мир, проводили геодезические измерения. В Европе стали появляться не фантастические, а реальные описания природы Южной Америки. Покров таинственности, наброшенный на огромный континент алчностью и жестокостью испанской знати, постепенно растаял, как дым.

Новое открытие Южной Америки началось в 1734 г., когда Парижская академия наук приняла решение об организации экспедиции в Перу для установления истинной формы Земли. В это время шел ожесточенный научный спор между сторонниками великого Ньютона, считавшего Землю сфероидом, сплюснутым у полюсов, и сторонниками французского ученого Кассини, утверждавшего, что Земля имеет продолговатую форму, вытянутую вдоль оси. Возникшая дискуссия вскоре вышла за пределы научного спора и стала рассматриваться как проблема, затрагивающая престиж стран и королей. Окончательное решение этого спора могло дать измерение длины дуги меридиана на севере и на экваторе. Такое измерение и решила произвести Парижская академия наук.

Были организованы две научные экспедиции: одна в Лапландию, другая к берегам Южной Америки, в Перу. Только здесь, в провинции Кито можно было производить измерения экватора, так как в то время все другие экваториальные области были мало, или совсем не исследованы и непригодны для работы экспедиции.

Экспедицию в Перу возглавил талантливый математик и геодезист Ла Кондамии, израсходовавший 100 тыс. ливров из личных средств на покрытие расходов экспедиции. Так как экспедиция преследовала сугубо научные цели, то испанский король счел возможным впервые за 250 лет сделать исключение и разрешить целой группе иностранцев посетить его колонии.

Для выполнения поставленной задачи экспедиции Ла Кондамина потребовалось 8 лет напряженного труда в тяжелейших условиях. О невзгодах, которые пришлось претерпеть участникам экспедиции, можно судить хотя бы по следующим печальным фактам: трое из них не вернулись на родину, и нашли могилу на далеком континенте, двое сошли с ума. Измерения дуги меридиана подтвердили справедливость взглядов Ньютона и его сторонников, а собранные попутно сведения о природе и населении Южной Америки дали возможность европейцам впервые познакомиться с достоверными сведениями о материке, отделенном от Европы огромным океанским простором.

Будучи в Перу, Ла Кондамин наблюдал варварское уничтожение хинных деревьев сборщиками коры. Он первым сделал подробное описание этого загадочного для европейцев дерева и в 1737 г. переслал его знаменитому ботанику Линнею, который дал дереву название "цинхона" в честь графа Цинхона, впервые познакомившего европейцев с целебными свойствами этого растения. Однако данное Линнеем название осталось только в ботанической терминологии; обычно это дерево издавна и поныне называют хинным деревом от индейского слова "квина", или "хина", что значит "кора".

Один из участников экспедиции Ла Кондамина ботаник Жюсье остался в Южной Америке, чтобы продолжить изучение ее богатой флоры. Много внимания молодой ученый уделил хинному дереву, выяснению благоприятных условий его произрастания, установлению различных видов этого растения и т. д. 17 лет провел Жюсье в тропических лесах Южной Америки, вдали от цивилизации. Наградой за перенесенные невзгоды и лишения были собранные им уникальные материалы о растительном мире далекого континента, в частности ценные сведения о хинном дереве. Жюсье уже собирался вернуться на родину, когда его постигло большое несчастье: пропал слуга вместе со всеми материалами исследований, итогом колоссального кропотливого труда. Это трагическое событие повлияло на психику ученого: он сошел с ума и умер вскоре после возвращения во Францию.

Между тем доставляемая из-за океана кора имела самую различную терапевтическую активность. Иногда она не действовала совершенно и врачи никак не могли понять причину капризного поведения ставшего знаменитым лекарственного средства. Так как коры было мало, и ценилась она, чуть ли не на вес золота, появилась масса шарлатанов, предлагавших по сходной цене под видом хинной коры кору других деревьев, не обладавшую, конечно, никакими целебными свойствами. Нужно было установить причину колебания терапевтической активности хинной коры. Необходимо было найти какие-то диагностические признаки, по которым можно было бы безошибочно отличать целебную кору от сходной по внешнему виду коры других деревьев. Возникал еще ряд других проблем, за разрешение которых взялись видные ботаники и химики того времени. В результате развилась целая отрасль знания - хинология, представители которой на Международном ботаническом конгрессе в Амстердаме в 1877 г. даже создали особую секцию "хинной коры". На этом конгрессе присутствовали почти все хинологи Европы из Англии, Голландии, Франции и Германии.

Вдохновленные успехами Шееле и Сертюрнера, ученые, в основном это были фармацевты, стали штурмовать загадки хинной коры. Осада была длительной. В 1790 г. ученый Гофман выделил из хинной коры хинную кислоту, но она не обладала противомалярийным действием. В 1792 г. француз Фуркруа выделил из коры хинного дерева смолистое вещество, которое представляло собой не что иное, как неочищенные алкалоиды, но Фуркруа не довел свои исследования до конца и не получил чистые действующие вещества.

В 1811 г. португальский врач Гомец выделил из коры хинного дерева кристаллическое вещество со свойствами алкалоида и назвал его цинхонином. Однако знаменитые исследователи химического состава растений французские фармацевты Иосиф Пельтье и Иосиф Кавенту в 1820 г. доказали, что выделенный Гомецом цинхонин на самом деле является смесью двух алкалоидов, которые они назвали хинином и цинхонином. Хинин и оказался главным действующим веществом хинной коры. Применение его для лечения малярии расценивалось современниками как новая эпоха в развитии медицины. Впервые появилась возможность вместо отвара или настоя неопределенной активности применять чистое действующее вещество в необходимом и контролируемом врачом количестве. Отпадала необходимость в употреблении больших доз чрезвычайно горькой жидкости: белый пушистый порошок вселял уверенность в конечный результат лечения. И если раньше врач вынужден был действовать в известной мере вслепую, то теперь он видел и знал, что и в каком количестве он дает больному, появилась возможность точного дозирования не сырья, а самого действующего вещества.

Памятник фармацевтам Пельтье и Кавенту в Париже

В 1827 г. Парижская академия присудила Пельтье и Кавенту премию в размере 10 тыс. франков "за важное достижение в медицине", а благодарные потомки в 1900 г. поставили им великолепный памятник в Париже.

До открытия хинина в медицине шла борьба двух направлений. Сторонников одного из них называли галенистами, они стояли за применение галеновых вытяжек из лекарственных растений. Представители другого направления разделяли взгляды Парацельса; они считали, что будущее принадлежит чистым субстанциям, индивидуальным лекарственным веществам. Открытие хинина, казалось, должно было бы привести к полной победе сторонников Парацельса. Однако на деле получилось несколько иначе. Этот спор не решен окончательно и поныне. И в настоящее время в медицине, наряду с индивидуальными лекарственными веществами, широко применяются галеновые препараты - настойки, экстракты, содержащие сложный комплекс веществ. Ценность этих препаратов заключается в том, что наряду с известными или еще неизвестными нам действующими веществами из лекарственного растения извлекаются другие полезные вещества, роль которых в организме нам еще не совсем ясна: присутствие их благотворно влияет на физиологическую активность основных действующих веществ. Например, установлено, что сахара, часто присутствующие в растениях, способствуют более полному и быстрому усвоению животным организмом многих лекарственных веществ. Замечено также, что в ряде случаев действие галеновых препаратов более мягкое и лучше переносится организмом. Поэтому, несмотря на все преимущества чистых лекарственных веществ (удобство приема и дозировки, устойчивость при хранении и транспортировке и т. д.), они и в настоящее время, в век бурного развития химии, не вытеснили, а только потеснили галеновые препараты.

После того как стали известны целебные свойства хинина, спрос на этот ценнейший продукт резко возрос и пропорционально спросу стало увеличиваться его производство. Во Франции была организована первая фабрика по производству хинина. Участником этого предприятия стал один из первооткрывателей хинина Пельтье. Эта фабрика в 1826 г. переработала 150 кг хинной коры, а в 1827 г. эта цифра возросла до 800 кг. За период с 1826 по 1828 г. фабрики по выработке хинина создаются в Англии, Германии, Голландии и США. Однако продукция этих предприятий была еще незначительна по сравнению с огромным спросом на противомалярийные препараты, и большая часть этой потребности удовлетворялась за счет натуральной коры, которая продавалась в аптеках.

Хищническая эксплуатация зарослей хинною дерева на его родине привела к резкому снижению количества вывозимой из Южной Америки коры. Пользуясь монополией на производство коры, Боливия и Перу искусственно вздували на нее цены. Перед европейскими странами встал вопрос о культуре хинного дерева в своих колониях. Еще Л а Кондамин предпринял попытку привезти в Европу сеянцы хинного дерева и его семена, однако растения погибли по дороге, а высеянные семена не дали всходов.

Первые сеянцы хинного дерева в Европе были получены в Парижском ботаническом саду из семян, привезенных в 1847 г. французским ученым Ведделем из путешествия по Боливии. С величайшей предосторожностью драгоценные деревца были отправлены в Алжир, где и были высажены в одном из ботанических садов. Растения принялись, но когда подул из Сахары сухой юго-восточный ветер сирокко, все высаженные деревца погибли. К счастью, одно из семян, привезенных Ведделем, попало в Лейден, где из него было выращено молодое хинное дерево. В 1852 г. оно было доставлено на остров Яву и там высажено. Вскоре после посадки это дерево также погибло, однако от него удалось получить черепки, которые дали начало многочисленному поколению хинных деревьев на острове Ява. Часть семян, привезенных Ведделем, попала в Лондон. Сеянцы хинного дерева, полученные от этих семян, перенесли длительное путешествие в Индию, но по прибытии в Калькутту погибли.

Правительства Боливии и Перу, обеспокоенные попытками европейских стран нарушить их монополию, поспешили издать закон, запрещающий под страхом смертной казни вывоз из этих стран семян хинного дерева.

В 1852 г. проблемой разведения хинного дерева серьезно заинтересовалось голландское правительство. Тайно была организована специальная экспедиция под руководством бывшего директора ботанического сада на острове Ява Гаскарля. Однако сведения об экспедиции просочились в печать. Так как успех экспедиции зависел от того, насколько ее цели будут скрыты от бдительности правительства Перу, на территории которого предполагалось организовать поиски семян хинного дерева, Гаскарль в целях маскировки принял вымышленную фамилию Мюллера. 4 декабря 1852 г. экспедиция отправилась в путь из Гааги и 31 января 1853 г. высадилась в Перу. С большими трудностями, рискуя быть разоблаченным, Гаскарль - Мюллер пробрался во внутренние районы Перу и собрал семена и молодые хинные деревца.

Чтобы обмануть бдительность перуанской таможни, Гакарль поместил молодые хинные деревца в черные гробы и выдал их за мумии древних инков, которые он везет в Европу для одного из музеев. Как и следовало ожидать, таможенные чиновники не захотели портить себе настроение созерцанием бренных останков индейцев и не стали проверять содержимое гробов.

13 декабря 1854 г., т. е. два года спустя после снаряжения экспедиции, в голландскую колонию на острове Ява было привезено 500 молодых хинных деревьев, собранных Гаскарлем в Перу. Деревца высадили, но через некоторое время многие из них погибли, осталось всего 75 деревьев. Кроме этих пересаженных деревьев на острове Ява, были укоренены черенки, полученные от погибшего дерева, выращенного из семян, привезенных Ведделем, а также сеянцы, полученные из семян, присланных ранее из Перу Гаскарлем.

В 1856 г. на острове Ява росло 254 хинных дерева семи видов и 1650 только что высаженных черенков. Однако в коре всех семи видов хинных деревьев, высаженных на острове, содержалось сравнительно мало хинина. В 1865 г. англичанин Чарльз Леджер вывез из Боливии семена наиболее богатого хинином вида хинного дерева и продал голландскому правительству, которое тотчас же отправило их на Яву.

В течение 16 лет Леджер предпринимал одну попытку за другой, посылая нанятых им индейцев в районы произрастания хинного дерева на поиски семян вида с более высоким содержанием хинина, чем у деревьев на плантациях Явы. Но все эти попытки терпели неудачу: то доставленные семена не представляли особой ценности, так как принадлежали видам хинного дерева, уже произрастающим на Яве, то посланцы Леджера погибали в коварных Джунглях. Наконец, судьба свела Леджера с индейцем Мануэлем Мамени, прекрасно разбиравшимся в различных видах и разновидностях хинного дерева. По каким-то, известным только ему признакам он безошибочно отличал низкоалкоидные виды от видов, в коре которых содержалось много хинина, значительно больше, чем у яванских деревьев. Несколько лет Мамени провел в джунглях, собирая семена для Леджера, и затем прошел 800 км через непролазные чащи, крутые склоны Анд и предательские горные потоки, чтобы вручить Леджеру драгоценный груз. Этот подвиг Мануэля стоил ему жизни: по возвращении на родину он был схвачен боливийским правительством и погиб в заключении.

Из семян, проданных Леджером Голландии, на острове Ява было выращено 20 тыс. деревьев. Постепенно этот очень богатый хинином вид (Cinchona ledgeriana Moens.) стал преобладающим на плантациях Явы. Так, в 1921 г. из 9 570 500 хинных деревьев, произраставших на острове, 8238 тыс. были потомками растений, выращенных из семян, доставленных Леджером из Боливии.

Англия также предприняла ряд экспедиций в Перу и Боливию в поисках посадочного материала для плантаций хинного дерева в Индии. В 1870 г. на плантациях в Британской Индии насчитывалось около 5 млн. хинных деревьев. Однако индийские плантации не удовлетворяли потребность в хинной коре даже в самой Индии. Это привело к возникновению новых промышленных плантаций хинного дерева в Бирме и на острове Цейлоне.

Природные и климатические условия Цейлона оказались наиболее благоприятными для прихотливого чужеземца, деревья хорошо развивались и давали большое количество все еще высоко ценившейся коры. Размеры площадей, занятых под плантациями хинного дерева на Цейлоне, неудержимо увеличивались. За период с 1882 по 1887 г. на острове было произведено огромное количество хинной коры - 30 млн. кг, что вызвало в свою очередь значительное снижение цен как на кору, так и на хинин. Прогрессивное снижение цен на хинную кору на мировом рынке привело к тому, что хинное дерево на Цейлоне и почти во всей Индии было вытеснено более доходными культурами: чаем, сахарным тростником, каучуконосами. Основным мировым поставщиком хинина и сырья для его производства остался остров Ява. Хинин стал одним из самых обычных и доступных лекарственных веществ.

Сбор коры хинного дерева на плантации (остров Ява)

Таков тернистый путь в медицину средства, принесшего избавление от недуга, многие века, неумолимо тяготевшего над человечеством.

Долгое время никто не знал механизма действия хинина на организм человека, больного малярией. Это объяснялось тем, что неизвестна была причина заболевания. Многие считали, что виной всему является нездоровый, отравленный болотными испарениями воздух. Поэтому в некоторых странах малярию называли "болотной лихорадкой", да и общепринятое у нас название "малярия" означает не что иное, как "плохой воздух". Такое мнение возникло не случайно. Действительно, малярия особенно свирепствовала в заболоченных, низменных районах. Там, где не было болот или мелководных стоячих водоемов, не было и малярии. Удар по этому, разделяемому даже многими учеными, мнению нанес в 1830 г. французский хирург Лаверан, открывший микроскопического возбудителя малярии. Однако Лаверан так и не узнал, каким путем этот опасный микроорганизм попадает в кровь человека.

В конце XIX в. видный английский врач Патрик Мэн-сон высказал предположение, что переносчиками малярии могут быть комары. Еще, будучи в Шанхае, Мэнсон заметил, что комары вместе с кровью могут высасывать мельчайших червячков, которые при этом не погибают, а продолжают жить в желудке нового хозяина. Это наблюдение позволило Мэнсону предположить, что подобным образом в желудок комара могут попадать и возбудители малярии. После гибели комаров, трупы которых в большом количестве попадают в воду, эти невидимые существа вместе с водой, возможно, проникают в желудок и кровь человека, вызывая заболевание малярией.

Своими наблюдениями и догадками Мэнсон поделился с приехавшим из Индии молодым врачом Рональдом Россом и предложил ему проверить его гипотезу. Росс с большим энтузиазмом откликнулся на это предложение. Перспектива найти виновника малярии была весьма заманчива. Несмотря на появление хинина, больных малярией не становилось меньше и многие из них в грандиозных по размерам малярийных очагах Индии, Италии, Японии и других стран погибали, так как не все могли достать спасительное лекарство. Для успешной борьбы с недугом, заставлявшим страдать миллионы людей, нужно было не только уметь лечить, но и предупреждать его. А для этого необходимо было знать пути проникновения возбудителя малярии в организм человека.

Возвратившись в Индию, Росс с головой ушел в работу. Прошло два долгих года, прежде чем были достигнуты первые успехи. 19 августа 1897 г. Рональд Росс впервые обнаружил в желудке комара, насосавшегося крови малярика, живых возбудителей малярии. Это радостное событие после длинного ряда удручающих неудач вдохновило исследователя на восторженное стихотворение:

Я узнал твои деянья 
О, убийца вековой! 
Я проник до основанья 
В тайну смерти роковой! 
Знаю, в чем теперь спасенье, 
Грудь восторгами полна... 
О. ликуйте, поколенья! 
Смерть вам больше не страшна! 

Казалось, гипотеза Мэнсона начинает подтверждаться: возбудители малярии найдены в желудке комара. Оставалось доказать, как они попадают в кровь человека. Исследуя комаров, переносчиков малярии у птиц, Росс обнаружил, что возбудитель малярии в желудке комара претерпевает превращения, в результате которых образуется большое количество очень маленьких веретенообразных телец, сосредоточивающихся в слюнных железах насекомого.

Это открытие позволяло предположить, что заражение человека или животного малярией может происходить в момент укуса их комаром, в слюнных железах которого скопились веретенообразные возбудители малярии.

25 июня 1898 г. Росс провел решающий эксперимент: он напустил на трех совершенно здоровых воробьев стаю комаров, и все три птицы, искусанные ими, заболели малярией.

Таким образом, было доказано, что переносчиком возбудителя малярии являются комары, заражающие птиц во время укуса. Однако результаты, полученные на птицах, не могли быть целиком и полностью перенесены на малярию человека. Нужны были дополнительные опыты на людях. Но эти исследования довелось провести уже другому ученому - итальянцу Батисту Грасси.

Медик по образованию, Грасси посвятил все свое свободное время изучению белых муравьев и угрей, он сделал много интересных открытий, позволивших разобраться в некоторых важных вопросах их жизни. Таким образом, у Грасси выгодно сочетались медицинские знания со знаниями зоологии, и это сочетание явилось залогом успеха в его дальнейшей работе. Грасси сразу же решил заняться комарами как наиболее вероятными переносчиками малярии. При этом он исходил из того факта, что малярия была распространена не во всех областях Италии, кишевших комарами, но в очагах малярии обязательно присутствовали комары. Это могло служить указанием, а то, что переносчиками болезни являются только комары определенного вида. Какого? - Это нужно было установить. Здесь-то и потребовались энтомологические знания Грасси.

Летом 1898 г. молодой доктор медицины отправился путешествие по Италии с целью найти и уличить крылатого злодея, Он побывал в самых опасных очагах малярии, а также в районах, где о малярии знали только понаслышке, и всюду изучал видовой состав комаров. Таким способом ему удалось установить, что во всех районах, подверженных малярии, наряду с другими комарами встречается один и тот же вид комара, известный в науке под названием анофелес клавигер. Там, где не было этого комара, несмотря на присутствие массы других видов, люди не страдали от "болотной лихорадки". Вывод напрашивался сам собой. Однако все это были косвенные улики. Нужны были прямые доказательства, изобличавшие крылатого убийцу, и Грасси перешел к экспериментам на людях. Один из таких экспериментов был поставлен летом 1900 г. в долине Канаррио, одном из самых знаменитых малярийных очагов Италии.

Эксперимент ставил целью доказать, что люди могут избежать малярии в самой нездоровой местности, приняв меры предосторожности от укусов комара анофелеса. Было выбрано десять домов, в которых проживали семьи железнодорожников; на окна и двери всех помещений были натянуты тонкие проволочные сетки, за которыми все сто двенадцать жителей, подвергавшиеся эксперименту, должны были проводить вечера и ночи, спасаясь от укусов анофелесов. Эксперимент блестяще удался. В то время как на соседней станции малярией в это лето переболели почти все четыреста пятнадцать ее обитателей, в домах с сетками было всего пять случаев заболевания, которые, очевидно, были рецидивами прошлогодней малярии.

После того, как стала ясна роль комаров в распространении малярии, наметился и общий план профилактических мероприятий, призванных ликвидировать это заболевание. Необходимо было уничтожить его переносчика - комара анофелеса, личинки которого развиваются в воде болот и мелководных, хорошо прогреваемых солнцем стоячих водоемов. Нужно было осушить болота, а там, где это сделать невозможно, уничтожить личинки комара в воде.

На территории Советского Союза очагом малярии издавна слыла Колхида с ее заболоченными долинами рек Риони и Поти. После осушения болот в этом цветущем крае случаи малярии стали довольно редки. В оздоровлении Колхиды большую роль сыграли растения, а именно: самые высокие деревья на нашей планете - эвкалипты.

Эти интересные растения - выходцы из далекой Австралии, отличаются большой силой роста и достигают высоты 150 м (высота шпиля Петропавловской крепости в Ленинграде). Эвкалипты дают тяжелую, плотную и очень прочную древесину, а в листьях этих гигантов растительного царства содержится до 3% пахучего эфирного масла, применяемого в медицине для лечения заболеваний дыхательных путей.

Путешественник, попавший в эвкалиптовую рощу, не найдет в ней освежающей прохлады. Листья эвкалиптов ориентированы так, что их плоскость располагается перпендикулярно поверхности земли, поэтому кроны деревьев почти не задерживают лучей солнца.

Несмотря на это приспособление, предохраняющее листья от перегревания, эвкалипты испаряют в воздух огромное количество воды, засасываемой корнями дерева из почвы. Один гектар эвкалиптового леса испаряет около миллиона ведер воды в год. Эти живые насосы и помогли в сочетании с другими мелиоративными мероприятиями осушить жемчужину Закавказья - Колхиду. Многие миллионы сеянцев эвкалиптов были высажены в долинах рек Риона и Поти. Там, где появились эвкалиптовые леса, исчезли болота и их спутник - малярия.

В нашей стране малярия как массовое заболевание больше не существует, а всего тридцать лет назад по Советскому Союзу было зарегистрировано 9477 тыс. случаев заболевания малярией.

Разработка и внедрение специальных систем мелиорации и методов посева риса позволили эффективно бороться с личинками малярийного комара в воде, а освоение нашей фармацевтической промышленностью производства синтетических заменителей импортного хинина обеспечило лекарственными препаратами всех больных малярией. В результате заболеваемость малярией в стране резко пошла на убыль. Так, в 1940 г. цифра заболеваемости снизилась до 3176 тыс. случаев, в 1950 г. - до 781 тыс., а в 1955 г. было зарегистрировано всего 35 тыс. случаев заболевания малярией. Для страны с населением более двухсот миллионов человек это, конечно, весьма небольшая цифра.

Источник заражения малярией был найден. Дальнейшие исследования показали, что возбудитель малярии или, как его называют в научной литературе, плазмодий малярии, попадая из слюнных желез комара в кровь человека, претерпевает ряд превращений в процессу бесполого развития. Затем, снова попадая в организм комара с кровью больного, плазмодий проходит несколько стадий полового развития и возвращается к первоначальному состоянию, готовый к новым вторжениям.

При укусе комара в кровь человека попадают веретенообразные спорозоиты, те самые, которые были впервые обнаружены Рональдом Россом в слюнных железах комара. Спорозоиты проникают в красные шарики крови - эритроциты и в них развиваются, претерпевая ряд превращений. Из разрушенных эритроцитов они выходят в виде мельчайших угловатых образований - мерозоитов. Мерозоиты снова внедряются в эритроциты и претерпевают в них те же превращения, что и спорозоиты. Так замыкается малый, бесполый цикл развития паразита. Этот цикл повторяется через строго определенные промежутки времени - сорок восемь или семьдесят два часа - и с такой же периодичностью чередуются приступы малярии у больного. Так как из каждого пораженного эритроцита выходит до двух десятков мерозоитов, каждый из которых старается проникнуть в здоровый эритроцит, количество эритроцитов в крови больного малярией быстро снижается.

В некоторых эритроцитах спорозоиты развиваются по-иному, и тогда из них выходят микрогаметоциты - мужские половые клетки и макрогаметоциты - женские половые клетки. Так начинается большой половой цикл развития у малярийного плазмодия. Для дальнейшего развития половые клетки должны попасть к другому хозяину - комару. Здесь, в желудке комара, у мужской половой клетки появляются восемь жгутиков. Отрываясь, эти жгутики превращаются в подвижные микрогаметы, которые, встречаясь с женскими половыми клетками, оплодотворяют их. Оплодотворенные женские клетки проникают через желудок комара в лимфатическую систему, где из них выходят многочисленные спорозоиты. По лимфатическим сосудам спорозоиты достигают слюнных желез и оттуда во время укуса вновь попадают в кровь человека.

Эвкалиптовый лес в Австралии

Плазмодии малярии устойчивы к действию очень многих ядовитых веществ, в том числе лекарственных. Но только хинин, да еще несколько полученных в последнее время синтетических препаратов, таких, как плазмоцид, акрихин, бигумаль и несколько других веществ, убивают их. На этом свойстве и основано терапевтическое применение противомалярийных препаратов: они очищают кровь больных малярией от плазмодиев, уничтожая тем самым причину заболевания организма.